26. Святое Имя (Матфей 6:9)

Да святится имя Твое.

Самим “Высоким и Превознесенным” сказано, что “Святый имя Его” [1]. Это Имя – не просто словесное описание какого-то качества Того, Кто его носит, или нечто придаточное к Нему. Имя объявлено Самим Богом, и Бог – это такая натура, которая открывается в Имени. Когда сказано, например, что “Его Имя – Вечный”, то это не значит, что из-за Его бессмертия имя должно также всегда существовать как название для Него; это означает, что Имя вечно, потому что оно является выражением Вечного Бога. Святость же – это сущностное качество вечного имени.
Коренной смысл слова “святой” – это “отделенный”, и его первоначальное использование в Писаниях имело целью суммировать воедино все те качества, в которых Бог не таков, как человек: “Я, – говорит Он, – Святой”. Другие случаи употребления этого слова носят подчиненный характер: место, гора, шатер, ковчег, блюдо или чаша, – все это свято не в силу каких-то особых качеств, а из-за того, что Бог сделал их Своими. То же можно сказать и о нации или народе, но с одной существенной разницей: имея свой собственный разум, они должны показать своими поступками, что принадлежат Ему, и от них настоятельно потребовано: “Будьте святы, как Я свят”.
Исаия, используя аналогию, показывает, что “Бог, Святый” – такое же особое Божественное Имя, как “Господь Саваоф” (буквально – “Господь воинства”): “А Господь Саваоф превознесется в суде, и Бог святый явит святость Свою в правде” [2]. Следует сказать, что характер, воплощенный в Имени, должен быть проявлен – Святой должен стать известным как святой – посредством Его праведных действий. Иногда прилагательное “святой” стоит отдельно, как синоним Божественного Имени. Например, в книге Исаии 40:25 оно выбрано с явной целью подчеркнуть, насколько уникален Бог: “Кому же вы уподобите Меня? говорит Святый” [3]. Около тридцати раз у Исаии он описан как “Святый Израилев”. Тесно связана со святостью Бога Его “слава” – та вызывающая трепет лучезарность, которой “освятится”, как Он говорит, место Его встречи с Израилем [4]. Эти две мысли параллельны отрывку из Левита (10:3), где Моисей признается, что святость требует, чтобы к Нему подходили с той службой, которую Он Сам назначил, а не изобретенной человеком: “Вот о чем говорил Господь, когда сказал: в приближающихся ко Мне освящусь и перед всем народом прославлюсь”.
Подобная двойственность, которая уже обнаруживалась при рассуждении об Отце Небесном, очевидно проявляется и в Его святости: Он, одновременно, отделен от человека и очень близок, “огонь пожирающий” и Бог, прощающий грех, и это не противоположные качества, а составляющие такого единого целого как святость. Об этом сказано в замечательном отрывке из Осии, где Бог заявляет, что из-за того, что Он свят, Он не уничтожит людей и город, которых Он полюбил: “Не сделаю по ярости гнева Моего, не истреблю Ефрема, ибо Я – Бог, а не человек; среди тебя – Святый; Я не войду в город” [5]. Он – “не человек”, но, в то же время, Он – “среди тебя”; Он – совершенно другой и стоящий высоко, но, одновременно, Он – среди них, и потому, Он удерживается от того, что, казалось бы, могла потребовать от Него Его исключительная святость: Он воздерживается от их уничтожения не только по причине Своего милосердия, но и Своей святости. Воистину, Его мысли – не человеческие мысли.
Бог освятит Свое Имя, когда исполнит Свое намерение: возродить и спасти Свой народ. Из-за своих грехов они были взяты в плен и, по Его суду, рассеяны, Его Имя было осквернено; народы с насмешкой говорили: “Они – народ Господа и вышли из земли Его”. Однако из-за “Святого Имени” Божьего эти народы узнают, что Он – Господь, когда, как Он говорит: “явлю на вас святость Мою перед глазами их” [6]. Освятить и почитать – значит сделать Себя известным как святого, проявить перед людьми это качество, из-за которого Он уникален и неизменен, и совершенно не таков, как неискупленный человек.
Если рассматривать это слово с другой стороны, человек признает Бога святым. Такое признание определяет те требования, которые Его святость предъявляет к ним. Именно в этом смысле Он сказал: “И соблюдайте заповеди Мои и исполняйте их. Я Господь. Не бесчестите святого имени Моего, чтоб Я был святым среди сынов Израилевых. Я Господь, освящающий вас” [7]. В день возрождения Израиля Он будет почитаем в обоих смыслах слова: “Посему так говорит о доме Иакова Господь, который искупил Авраама: тогда Иаков не будет в стыде, и лицо его более не побледнеет. Ибо, когда увидит у себя детей своих, дело рук Моих, то они свято будут чтить имя Мое, и свято чтить святого Иаковлева, и благоговеть перед Богом Израилевым” [8]. Слова подобны сказанному о “страхе” и “трепете” в книге Исаии 8:13. Полагающийся на Слово Божье освящает его своею верою в неизменную святость Бога; и в день, который придет, она проявится так, что будет признана всем миром.
Опыт еврейской истории придал особое содержание идее “почитания Имени”. Во времена Макковеев многие предпочли смерть нарушению Божьего закона участием в языческом жертвоприношении. Такое мученичество было “посвящением Имени”. В более глубоком смысле Христос “посвящал” себя на протяжении всей жизни, а в конце “прославил” Отца, окончательно показав правду Божию, послушно покорившись смерти на Кресте [9]. Его мученическая смерть была высшим “освящением Имени”.
После этих размышлений мы можем обратиться к первой просьбе Молитвы. Если мы действительно верим, что Бог есть все, о чем говорит призыв: “Отче наш, сущий на небесах”, – то тогда возникает вопрос: “Что является более необходимым, чем наши молитвы о дне, когда Он будет известен каждому живому существу как Святой и Отец?” Не вызывает ли любовь всем сердцем, душой и разумом сильнейшего желания всеобщего признания Бога? Было бы естественным, если бы мы имели в виду именно то, о чем говорим. Однако мы вынуждены признать, что здесь, в начале, молитва подвергает человеческую природу великому испытанию. Весь святость Бога – высшее выражение Его реальности, Его совершенной независимости и превосходства по отношению к человеку, а, потому, молитва требует от нас проверить самих себя, чтобы не только определить, верим ли мы в Бога как Отца, но и верим ли мы в Него вообще.
Люди могут соглашаться, что Бог существует, подобно тому, как они верят, что одна величина, равная такой же другой, равна и такой же третьей величине, или, что длина окружности приблизительно в три раза больше ее диаметра; однако, такое холодное допущение не сможет вызвать никакого стремления почтить Имя Бога. Хуже того, “Бог” может оказаться для людей не более чем олицетворением их собственных мыслей о правде и доброй воле. Так “Бог” становится идеальной мечтой. Люди оставляют себе эту мечту, чтобы жизнь не стала серой, точно так же, как она поблекла бы, если бы не красота случающихся время от времени закатов; но они могли бы достаточно хорошо жить, если бы, из-за состояния атмосферы, никогда никаких заходов солнца не видели. Так Бог действительно становится подчиненным по отношению к людям. Если же Бог зависит от людей, они смогут попрать любой принцип добродетели, задуманный Им для воплощения, с целью защиты своих идеалов.
Такая тенденция к подчинению идеалов Бога человеческим заметно возросла в наши дни и проявилась в особом акценте, придаваемом Его щедрости за счет других Божественных качеств. Такой Бог представляется людям просто как олицетворенная доброта, служащая только для выполнения запросов и желаний людей. Такой Бог лишен (в представлении людей о Нем) таких качеств как святость, величие, праведность, справедливость и рассудительность, – то есть именно того, что демонстрирует Его превосходство над людьми. Если Бог рассматривается просто как одно из жизненных удобств, то тогда не люди служат Ему, а Он – людям; Бог, ставший таким образом зависимым от людей, неизбежно поблекнет и превратится в миф. Он станет для современных людей тем, по словам Гильберта Муррея, чем Олимпийские боги стали для греков первого века: “Не боги, в которых любой верит как в твердый факт, а боги, принадлежащие к наполовину отвергнутой традиции, к неосознанному притворству, к сильному желанию” [10]. До этого уровня опустилась, большей частью, вера в современной Англии. Крайним примером может служить человек, который, отвечая на вопрос, верит ли он в Бога, сказал: “Я не верю, что есть нечто такое, но хорошо иметь что-то, что внушает людям мысль о существовании чего-то подобного, если они в этом нуждаются”. Такое исчезновение веры в Бога как в объективную реальность является неизбежным результатом представления о Нем, во-первых, как об олицетворении собственных человеческих идей о добродетели и, во-вторых, как о Том, чья единственная функция – давать людям то, что они хотят.
Даже “профессиональные” христиане могут исповедовать Отца, Сына и Святого Духа и иметь при этом столь мизерную веру в Бога, что не думают об Его Имени. Если мы небрежны в посещении служб и учебы, значит Бог и Его Христос недостаточно реальны для нас, и их Имена не имеют над нами безусловной власти. С другой стороны, мы можем регулярно посещать службы, делать то, что считаем нужным делать, и воздерживаться (с большей определенностью, возможно) от поступков, которые, по нашему мнению, делать нельзя – и все еще не верить. Все это может быть обычаем, одной из заслуживающих уважения привычек. Мы можем быть активными в организации дел экклесии, потому что такая деятельность соответствует нашему темпераменту – и все еще не верить. Мы можем быть усердны в изысканиях и сильны в истолковании доктрин и пророчеств – и это может быть для нас не больше, чем интеллектуальным хобби. Мы можем даже найти выход для нашей природной энергии и доброго характера в добрых делах – и все еще не верить. “Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы” [11]. Первейшей основой любви является абсолютная уверенность в реальности того, на кого эта любовь направлена.
Мы не любим воображаемое, ведь это только сорт самовлюбленности, подобной той, что проявил легендарный грек, влюбившись в свое отражение в пруду. Мы не можем любить по обычаю, из приличия: это только убежище для высушенных душ, которые, идя по проторенной дорожке, уклоняются от самой необходимости любить. Наша любовь – не хобби (хотя многим из нас может это нравиться), потому что хобби само по себе – это лишь выражение нашей собственной энергии, умственной или физической. Реальность состоит в том, что мы не можем любить Бога, если не понимаем, что Он должен быть абсолютно другим, чем мы сами, а потому мы можем сказать вместе с псалмопевцем:

Господи! Ты испытал меня и знаешь.
Ты знаешь, когда я ложусь и когда встаю;
Ты разумеешь помышления мои издали...
Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое,
Испытай меня, и узнай помышления мои,
И зри, не на опасном ли я пути,
И направь меня на путь вечный. [12]

Истинно, “Да святится Имя Твое” – это молитва о выполнении в будущем того, что только Бог может совершить, той цели, которую Он провозгласил и которая опирается на несомненный факт Его существования: “Но жив Я, и славы Господней полна вся земля” [13]. Подразумевается ли в этом обращении к Богу то, что достижение этого дня зависит от наших молитв? Ясно, что этого не может быть; когда мы произносим: “Да святится Имя Твое”, – мы устанавливаем тождество своих и Его желаний: говорим, что результат, к которому мы стремимся, – это Его цель, а не наша собственная, и желание, которое мы лелеем – для Его славы, а не для нашей. Мы заявляем, что постоянно и страстно ждем того дня, как и когда бы он не пришел, который будет работой Его мудрости.
Однако освящение Имени Бога не может стать нашим будущим устремлением, если не сформулируется уже сегодня. Бог освятил Израиль спасением из Египта для Своего собственного обладания, а потому Он требовал, чтобы они и сами признали Его святость и сделали Его известным как святого. Это подразумевает послушание Ему. Апостол Павел говорит новообращенным язычникам в Коринфе: “Но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего” [14]. Они, которые освятились Богом, должны сами освятить Бога, проявляя впредь характер Отца, искупившего их. Имя, которое они несут, – это “славное и страшное имя” [15], и оно освящается, когда боящиеся Господа “чтут Имя Его” [16] и показывают ростки такого образа мыслей в своей жизни. Как Христос освятил Имя на Кресте, так ученики будут делать это, подчиняясь Его заветам: “Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною”.
Примечания к главе 4. 4

1. Исаия 57:15
2. Исаия 5:16
3. сравните с Иов 6:10; Осия 11:9; Аввакум 1:12
4. Исход 29:43
5. Осия 11:9
6. Иезекииль 36:20, 23
7. Левит 22:31-32
8. Исаия 29:22-23
9. Иоанн 17:1, 19; Римлянам 3:21-25
10. G. Murray “Five stages of Greek religion”
11. 1-е Коринфянам 13:2-3
12. Псалтирь 138:1-2, 23-24
13. Числа 14:21
14. 1-е Коринфянам 6:11
15. Второзаконие 28:58
16. Малахия 3:16